Талейран: тайная война против императора. Vivos voco: а.а

Венский конгресс был созван по инициативе Англии, России, Австрии и Пруссии после окончания наполеоновских войн с целью восстановления монархического режима во Франции и закрепления новых границ в Европе. Интересы участников конгресса Парижский мир, подписанный 30 мая 1814 между Францией и странами-участницами 6-й антифранцузской коалиции, предусматривал созыв в Вене конгресса всех европейских государств (исключая Турцию). В его задачи входило восстановление принципов государственного устройства (существовавших в Европе до Великой французской революции), реставрация свергнутых Наполеоном I династий, создание системы гарантий против его возврата к власти, а также передел территорий Европы и колоний в интересах стран-победительниц. Предварительные договоренности инициаторов конгресса предусматривали решение основных вопросов в узком кругу с последующей консультацией Франции и Испании.

Руководили конгрессом четыре страны-победительницы, между ними не было согласия.

Каждая из сторон преследовала на конгрессе собственные цели. Пруссия рассчитывала получить левый берег Рейна и Саксонию. Россия готова была поддержать ее, рассчитывая, в свою очередь, на земли герцогства Варшавского. Англия, Австрия и Франция сопротивлялись подобному усилению Пруссии и России. Австрия стремилась закрепить свою гегемонию в Германии, сохранив самостоятельность Саксонии как буферного государства; Англия намеревалась оставить за собой захваченные ею французские и голландские колонии. 3 января 1815 эти державы заключили секретный договор, целью которого было помешать присоединению Саксонии к Пруссии и Польши к России.

23 сентября, за неделю до назначенного на 1 октября 1814 года открытия конгресса, в Вену прибыли вместе с другими французскими дипломатами министр иностранных дел Людовика XVIII князь Талейран - Перигор. Он был представителем побежденной страны. Поэтому ему было необходимо проявить максимум сообразительности и умения лавировать.

В центе конгресса был польско-саксонский вопрос.

Еще до открытия конгресса руководители войной уже образовали комитет и имели совещание. Как пишет Талейран «они намеревались сами решить то, что должно было подвергнуться обсуждению конгресса. И при том решить без участия Франции, которой они сообщили бы после окончательное решение». Князю Талейрану пришлось воспользоваться личным влиянием на главных участников конгресса (помним, что у Талейрана были доверительные отношения как с Александром I, так и с Меттернихом). Первое заседание определило положение Франции на конгрессе.

Еще до приезда в Вену Талейран хорошо понял, что с точки зрения интересов Франции рациональнее всего выдвинуть так называемый «принцип легитимизма». Этот принцип заключался в следующем: Европа, собравшаяся в лице своих государей и дипломатов на Венский конгресс, должна при перераспределении земель и изменении территориальных границ оставить в нерушимом виде то, что законно существовало до 1792 года, до начала революционных войн. Если бы этот принцип был принят и осуществлен, то не только Франция, получила бы уверенность в целостности своей территории, но и Пруссия и Россия были бы обузданы в своих стремлениях к территориальному расширению.

Союзники уже решили вопрос о судьбе Франции, по этому вопросу у союзников разногласий не возникло.

На заседание, на которое Франция еще не была допущена, была принята программа, по которой победительнице решили заключить тайное соглашение относительно раздела земель. Талейран раскритиковал подобные действия союзников, так что союзникам пришлось идти на уступки. 8 октября Талейран принудил их подписать декларацию, по которой заседание конгресса назначалось на 1 ноября, должны были происходить конфиденциальные переговоры. Также на заседании от 8 октября Талейрану удалось добиться включения Франции в его лице в состав руководящего комитет.

Работа конгресса из-за упорной внутренней борьбы не двигалась вперед. Тогда Талейрану пришлось переменить тактику, сохраняя прежнюю цель: углублять раскол внутри победителей. Франция была заинтересована в том, чтобы воспрепятствовать усилению России и Пруссии. Талейран дал понять, что Франция не согласиться на создание королевства Польского в пределах Российской Империи, а также Франция не согласиться на передачу Саксонии Пруссии.

Талейран не упустил возможности разъединить недавних победителей Франции. 3 января 1815 года было подписано тайное соглашение. «Между Францией, Австрией и Англией образовался тайный союз против России и Пруссии. Таким образом, при помощи одной силы принципов Франция разрушила союз, направленный исключительно против нее. Между союзниками царило несогласие. В то время как <был> создан новый союз, в котором главная роль принадлежала Франции. Соглашение должно было содержаться в строжайшей тайне от Александра и от кого бы то ни было вообще. Этот договор усилил сопротивление саксонскому проекту, так что Александру оставалось решиться на разрыв или отступить. Получив все, что он хотел в Польше, он не хотел ссориться, а тем более воевать с тремя великими державами. Он отступил.

За несколько дней до Ватерлоо, 9 июня 1815 года состоялось последнее заседание Венского конгресса. А также подписание «Заключительного акта», состоявшего из 121 статьи и 17 отдельных приложений. Он был обличен в форму общего тракта, заключенного восемью державами, подписавшими Парижский договор; все остальные были приглашены присоединиться к нему.

Венский тракт был только простым воспроизведением основных соглашений, которые были раньше заключены между отдельными державами. Каковы же были основные результаты конгресса?

• -реставрация Бурбонов в лице Людовика XVIII;
• - лишение Франции ее завоеваний;
• -Швейцария расширяла свои земли и получала стратегически важные альпийские перевалы;
• -Италия была раздробленной на ряд отдельных государств; восстанавливалось Сардинское королевство, которому возвращались Савойя и Ницца и придавалась Генуя;
• - Австрия устанавливала свою власть над Северной Италией и получала преобладающее влияние в Германском союзе;
• -к России отходили земли герцогства Варшавского, исключая Краков, которому был дан статус "вольного города" и Восточную Галицию, присоединенную к Австрии;
• - Пруссия получала Северную Саксонию, левый берег Рейна, большую часть Вестфалии, шведскую Померанию и остров Рюген;
• -Голландия и Бельгия образовывали Нидерландское королевство;
• -Швеция получала территорию Норвегии;
• -Англия закрепляла за собой часть бывших колоний Голландии и Франции.

Кроме статей, в Заключительный акт входили 17 приложений, в т. ч. договор о разделе Польши, декларация об отмене торговли неграми, правила судоходства по пограничным и международным рекам, положение о дипломатических агентах, акт о конституции Германского союза.

Помимо решений основных политических и территориальных вопросов, Венский конгресс принял ряд специальных дополнительных постановлений в виде актов, приложенных к Главному тракту. Среди них особое место занимает «Декларация держав об уничтожении торга неграми», подписанная 8 февраля 1815 года, а также «Положение о рангах дипломатических представителей», принятое конгрессом 19 марта 1815 года, вошедшее затем на долгие годы в дипломатический обиход в качестве нормы международного права и остающееся в силе вплоть до настоящего времени. Это постановление положило конец бесконечным ссорам и конфликтам по вопросам о старшинстве, обычным в дипломатической практике 18 века.

Государи-победители, съехавшиеся в сентябре 1814 года в Вену, ставили перед собой три основные цели:

• 1. создать гарантии против возможного повторения агрессии со стороны Франции;
• 2. удовлетворить собственные территориальные притязания;
• 3. уничтожить все последствия французской буржуазной революции 18 века и повсеместно восстановить старые феодально-абсолютистские порядки.

Но только первая из этих целей была полностью достигнута. Что же касается второй - удовлетворения территориальных притязаний, - то лишь немногие страны-победительницы вышли из длительных и кровопролитных войн с Францией действительно расширившимися за счет других, более слабых государств Европы. Третья же цель Венского конгресса - искоренение революционных начал и полное утверждение принципов легитимизма - так и не была достигнута.

Таким образом, Венский конгресс не устранял в действительности всех основных международных противоречий. Что касается деятельности Талейрана на конгрессе, то она была блестящей. Благодаря усилиям Талейрана: Франция осталась цела и невредима, плюс ко всему прочему Франция из страны побежденной превратилась в страну - победительницу, диктовавшей свои условия на конгрессе.

Венский конгресс впервые выработал систему договоров, регулировавших международные отношения и закреплявших новые границы в масштабах всей Европы.

После Венского конгресса 1814--1815 гг. техника многосторонней дипломатии стала обычной процедурой. Опыт, приобретенный странами в рамках международных конгрессов и конференций, явился моделью, которую впоследствии использовали при создании структуры и функционировании международных организаций.

Венский конгресс завершил войны коалиций европейских держав с Наполеоном. Были заключены договоры, направленные на восстановление феодальных порядков и удовлетворение территориальных притязаний держав-победительниц, закреплена политическая раздробленность Германии и Италии; Варшавское герцогство разделено между Россией, Пруссией и Австрией. Франция лишена своих завоеваний.

Искуснейшими интригами он разъединил союзников, заставив их забыть о своей договорённости при разгроме Наполеона. Франция, Англия и Австрия объединились против России и Пруссии. Венский конгресс заложил основы политики Европы на ближайшие годы. А министр Талейран сыграл в этом решающую роль. Именно он, чтобы сохранить сильную Францию, выдвинул идею легитимизма (законности), при котором все территориальные приобретения со времён революции признавались недействительными, а политическая система европейских стран должна была остаться на рубеже 1792 г. Франция тем самым сохраняла свои “естественные границы”.

Может быть, монархи и считали, что таким образом революция будет забыта. Но князь Талейран был мудрее их. В отличие от Бурбонов, которые всерьёз восприняли принцип легитимизма во внутренней политике, Талейран на примере “Ста дней” Наполеона видел, что было безумием возвращаться назад. Это только Людовик XVIII считал, что вернул себе законный трон своих предков. Министр иностранных дел прекрасно знал, что король сидит на троне Бонапарта.

Людовик XVIII (гравюра Одуэна с рис. Гро, 1815 г.).

Но своеобразная откровенность этого хищного героя Бальзака была далеко не всем свойственна. И даже те из буржуазных политических деятелей, кто изо всех сил старался подражать Талейрану, как недосягаемому образцу, не переставали поносить его за глаза, наблюдая, как этот маэстро коварства и циничнейший комедиант гениально разыгрывает на мировой сцене совсем новую для него роль. Конечно, более всего злобились на его безмятежную наглость его прямые противники, дипломаты феодально-абсолютистских держав, одурачить которых он поставил себе первоочередной задачей. Эти дипломаты видели, что он в Вене ловко выхватил у них собственное их оружие, раньше чем они опомнились, и теперь их же этим оружием побивает, требуя во имя «принципа легитимизма» и во имя уважения к вернувшейся во Францию «законной» династии, чтобы не только французская территория осталась неприкосновенной, но чтобы и Центральная Европа возвратилась полностью в свое дореволюционное состояние и чтобы поэтому «легитимный» саксонский король остался при всех старых своих владениях, на которые претендовала Пруссия.

Противников Талейрана больше всего возмущало, что он, в свое время продавший так быстро легитимную монархию, служивший революции, служивший Наполеону, расстрелявший герцога Энгиенского только за его «легитимное» происхождение, уничтоживший и растоптавший при Наполеоне ©семи своими дипломатическими оформлениями и выступлениями всякое подобие международного права, всякое понятие о «легитимных» или иных правах, - теперь с безмятежнейшим видом, с самым ясным лбом заявлял (например, русскому делегату на Венском конгрессе, Карлу Васильевичу Нессельроде): «Вы мне говорите о сделке, - я не могу заключать сделок. Я счастлив, что не могу быть так свободен в своих действиях, как вы. Вами руководят ваши интересы, ваша воля: что же касается меня, то я обязан следовать принципам, а ведь принципы не входят в сделки» (les principes ne transigent pas). Его оппоненты прямо ушам своим не верили, слыша, что столь суровые речи ведет и нелицеприятную мораль им читает тот самый князь Талейран, который - как о нем около того же времени писала уже упомянутая газета «Le Nain jaune» - всю жизнь продавал всех тех, кто его покупал. Ни Нессельроде, ни прусский делегат Гумбольдт, ни Александр не знали еще, что даже в те самые дни Венского конгресса, когда Талейран давал им суровые уроки нравственного поведения, верности принципам и религиозно-неуклонного служения легитимизму и законности, - он получил от саксонского короля взятку в пять миллионов франков золотом, от баденского герцога - один миллион; они не знали также, что впоследствии все они прочтут в мемуарах Шатобриана, что за пылкое отстаивание во имя легитимизма прав неаполитанских Бурбонов на престол Обеих Сицилий Талейран тогда же, в Вене, получил от претендента Фердинанда IV шесть миллионов (по другим показаниям, три миллиона семьсот тысяч) и для удобства переправы денег даже был так любезен и предупредителен, что отправил к Фердинанду своего личного секретаря Перре.

Но и тут он действовал в деле взятковзимания точь-в-точь так, как при Наполеоне. Он не делал за взятки тех дел, какие шли бы вразрез с интересами Франции или, шире говоря, с основными дипломатическими целями, к достижению которых он стремился. Но он попутно получал деньги с тех, кто был лично заинтересован в том, чтобы эти цели были поскорее и как можно полнее Талейраном достигнуты. Так, Франция, например, была прямо заинтересована в том, чтобы Пруссия не захватила владений саксонского короля, и Талейран отстоял Саксонию. Но так как саксонский король был заинтересован в этом еще гораздо более, чем Франция, то этот король для возбуждения наибольшей активности в Талейране и дал ему, с своей стороны, пять миллионов. А Талейран их взял. И, конечно, взял с таким всегда ему свойственным сдержанным и грациозным величием, с каким некогда, в 1807 году, принял взятку от этого же самого саксонского короля за то, чтобы убедить Наполеона не брать из Дрезденской галлереи Сикстинскую мадонну и другие, как на беду, приглянувшиеся императору картины.

Возвращение Наполеона с острова Эльбы и восстановление империи застали Талейрана совершенно врасплох. Недавно (в мае 1933 года) в Париже вышла фантазерская книга Фердинанда Бака «Le secret de Talleyrand». Этот раскрытый одним только Баком «секрет» заключается в том, что Талейран… сам устроил бегство Наполеона с Эльбы. Отмечаю эту дилетантскую фантазерскую книгу тут только в виде курьеза для доказательства, что и далекое потомство продолжает считать Талейрана способным на самый изумительный по коварству план и достаточно ловким и сильным, чтобы любой такой проект осуществить. Нечего и говорить, что даже и тени научной аргументации в этой книге нет.

Веллингтон (литография Шарля Бенье).

Восстановив империю в марте 1815 года, Наполеон дал знать Талейрану, что возьмет его снова на службу. Но Талейран остался в Вене; он не поверил ни в милостивое расположение императора (приказавшего тотчас по своем вдовом воцарении секвестровать все имущество князя), ни в прочность нового наполеоновского царствования. Венский конгресс закрылся. Грянуло Ватерлоо, - и Бурбоны, а с ними и Талейран, снова вернулись во Францию. Обстоятельства сложились так, что Людовику XVIII еще не представлялось возможным избавиться от Талейрана, которого он не любил и боялся. Мало того: Фуше, герцог Отрантский, о котором говорили, что, не будь на свете Талейрана, то он был бы самым лживым и порочным человеком из всего человечества, этот самый Фуше целым рядом ловких маневров достиг того, что и его, хоть на первое время, а все же пришлось пригласить в новый кабинет, хотя Фуше числился среди тех членов Конвента, которые в 1793 году вотировали казнь Людовика XVI.

Эти два человека, Талейран и Фуше, оба бывшие духовные лица, оба принявшие революцию, чтобы сделать себе карьеру, оба министры Директории, оба министры Наполеона, оба получившие от Наполеона герцогский титул, оба заработавшие при Наполеоне миллионное состояние, оба предавшие Наполеона, - и теперь тоже вместе вошли в кабинет «христианнейшего» и «легитимного» монарха, родного брата казненного Людовика. Фуше и Талейран уже хорошо узнали друг друга и именно поэтому стремились прежде всего работать друг с другом. При очень большом сходстве обоих в смысле глубокого презрения к чему бы то ни было, кроме личных интересов, полного отсутствия принципиальности и каких-либо сдерживающих начал при осуществлении своих планов, - они во многом отличались один от другого. Фуше был очень не робкого десятка, и перед 9 термидора он смело поставил свою голову на карту, организовав в Конвенте нападение на Робеспьера и низвержение его. Для Талейрана подобное поведение было бы совершенно немыслимо. Фуше в эпоху террора действовал в Лионе так, как никогда бы не посмел действовать Талейран, который именно потому и эмигрировал, что считал, что в лагере «нейтральных» оставаться очень опасно в настоящем, а быть активным борцом против контрреволюции станет опасно в будущем. Голова у Фуше была хорошая, после Талейрана - самая лучшая, какой только располагал Наполеон. Император это знал, осыпал их обоих милостями, но потом положил на них опалу. Он их поэтому и поминал часто вместе. Например, уже после отречения от престола, он выражал сожаление, что не успел повесить Талейрана и Фуше. «Я оставляю это дело Бурбонам», - так, по приданию, добавлял император.

Однако Бурбоны волей-неволей должны были сейчас же после Ватерлоо и после своего вторичного возвращения летом 1815 года на престол не только воздержаться от повешения обоих герцогов, - как Беневентского, так и Отрантского, - но и призвать их к управлению Францией. Поэт и идеолог дворянско-клерикальной реакции в тот момент, Шатобриан не мог скрыть своей ярости при виде этих двух деятелей революции и империи, из которых на одном была кровь Людовика XVI и множества других, казненных в Лионе, а на другом - кровь герцога Энгиенского. Шатобриан был при дворе, когда хромой Талейран, под руку с Фуше, прошел в кабинет к королю: «Вдруг дверь открывается; молча входит Порок, опирающийся на Преступление, - господин Талейран, поддерживаемый господином Фуше; адское видение медленно проходит предо мною, проникает в кабинет короля и исчезает там».

В книге С.Цвейга «Жозеф Фуше» есть несколько интересных тем. Но я особо выделили бы линию противостояния Фуше - Талейран.

Эти два самых способных министра Наполеона - психологически самые интересные люди его эпохи - не любят друг друга, вероятно, оттого, что они во многом слишком похожи друг на друга. Это трезвые, реалистические умы, циничные, ни с чем не считающиеся ученики Макиавелли. Оба выученики церкви, и оба прошли сквозь пламя революции - этой высшей школы, оба одинаково бессовестно хладнокровны в денежных вопросах и в вопросах чести, оба служили - одинаково неверно и с одинаковой неразборчивостью в средствах республике, Директории, консульству, империи и королю. Беспрестанно встречаются на одной и той же сцене всемирной истории эти два актера в характерных ролях перебежчиков, одетые то революционерами, то сенаторами, то министрами, то слугами короля, и именно потому, что это люди одной и той же духовной породы, исполняющие одинаковые дипломатические роли, они ненавидят друг друга с холодностью знатоков и затаенной злобой соперников.

Их противостояние интересно постольку, поскольку за этими двумя незаурядными политическими фигурами стоят разные модели поведения.

Более ослепительным, более очаровательным, может быть, и более значительным из них является Талейран. Воспитанный на изысканной древней культуре, гибкий ум, пропитанный духом восемнадцатого века, он любит дипломатическую игру как одну из многих увлекательных игр бытия, но ненавидит работу. Ему лень собственноручно писать письма: как истый сластолюбец и утонченный сибарит, он поручает всю черновую работу другому, чтобы потом небрежно собрать все плоды своей узкой, в перстнях рукой. Ему достаточно его интуиции, которая молниеносно проникает в сущность самой запутанной ситуации. Прирожденный и вышколенный психолог, он по словам Наполеона, легко проникает в мысли другого и проясняет каждому человеку то, к чему тот внутренне стремится. Смелые отклонения, быстрое понимание, ловкие повороты в моменты опасности - вот его призвание; презрительно отворачивается он от деталей, от кропотливой, пахнущей потом работы. Из этого пристрастия к минимуму, к самой концентрированной форме игры ума вытекает его способность к сочинению ослепительных каламбуров и афоризмов. Он никогда не пишет длинных донесений, одним-единственным, остро отточенным словом характеризует он ситуацию или человека. У Фуше, наоборот, совершенно отсутствует эта способность быстро все постигать; как пчела, прилежно, ревностно собирает он в бесчисленные мелкие ячейки сотни тысяч наблюдений, затем складывает, комбинирует их и приходит к надежным, неопровержимым выводам. Его метод - это анализ, метод Талейрана - ясновидение; его сила - трудолюбие, сила Талейрана - быстрота ума. Ни одному художнику не придумать более разительных противоположностей, чем это сделала история, поставив эти две фигуры - ленивого и гениального импровизатора Талейрана и тысячеглазого, бдительного калькулятора Фуше - рядом с Наполеоном, совершенный гений которого соединил в себе дарования обоих: широкий кругозор и кропотливый анализ, страсть и трудолюбие, знание и проницательность.

Талйеран умеет красиво переживать поражения.

Слушатели окаменели. Всем не по себе. Каждый чувствует, что император ведет себя недостойно. Только Талейран, равнодушный и нечувствительный к оскорблениям (рассказывают, будто он однажды заснул во время чтения направленного против него памфлета), продолжает стоять с высокомерным видом, не меняясь в лице, не считая подобную брань оскорблением. По окончании бури он, прихрамывая, молча проходит по гладкому паркету в переднюю и там бросает одно из своих ядовитых словечек, которые поражают сильнее, чем грубые удары кулаком. "Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан", - говорит он спокойно, в то время как лакей набрасывает на него плащ.

Фуше в минуты поражения внутренне дрожит от ярости.

14 декабря Талейран и Фуше встречаются на одном из вечеров. Общество ужинает, беседует, болтает. Талейран в прекрасном настроении. Вокруг него образуется большой круг: красивые женщины, сановники и молодежь, все жадно теснятся, желая послушать этого блестящего рассказчика. И действительно, в этот раз он особенно charmant [очарователен (фр.)]. Он рассказывает о давно прошедших временах, когда ему пришлось, во избежание выполнения приказа Конвента о его аресте, бежать в Америку, и превозносит эту великолепную страну. Ах, как там чудесно - непроходимые леса, где обитают первобытные племена краснокожих, великие неисследованные реки, мощный Потомак и огромное озеро Эри; и среди этой героической и романтической страны - новая порода людей, закаленных, крепких и дельных, опытных в битвах, преданных свободе, обладающих неограниченными возможностями и создающих образцовые законы. Да, там есть чему поучиться, там в тысячу раз больше, чем в нашей Европе, ощущается новое, лучшее будущее. Вот где бы следовало жить и действовать, восторженно восклицает он, и ни один пост не кажется ему более заманчивым, чем должность посла в Соединенных Штатах.

Внезапно он прерывает как бы случайно охвативший его порыв вдохновения и обращается к Фуше: "Не хотели бы вы, герцог, получить такое назначение?" Фуше бледнеет. Он понял. Внутренне он дрожит от ярости: как умело и ловко, на глазах у всех, выставила старая лиса за дверь его министерское кресло. Фуше не отвечает. Но через несколько минут он раскланивается и, придя домой, пишет свою отставку. Талейран удовлетворен и, возвращаясь домой, сообщает, криво усмехаясь, своим друзьям: "На сей раз я ему окончательно свернул шею".

В последние дни своего существования Фуше, потерявший смысл жизни, одинок и жалок.

Один из современников Фуше очень образно описывает в своих мемуарах посещение им одного из публичных балов: "Было странно видеть, насколько любезно принимали герцогиню и как никто не обращал внимания на самого Фуше. Он был среднего роста, плотный, но не толстый, с уродливым лицом. На танцевальных вечерах он постоянно появлялся в синем фраке с золотыми пуговицами, украшенном большим австрийским орденом Леопольда, в белых панталонах и белых чулках. Обычно он стоял в одиночестве у печки и смотрел на танцы. Когда я наблюдал за этим некогда всемогущим министром французской империи, который так одиноко и покинуто стоял в стороне и, казалось, был рад, если какой-нибудь чиновник вступал с ним в беседу или предлагал ему партию в шахматы, - я невольно думал о бренности всякой земной власти и могущества".

Талейран завершил свой земной удел вполне блистательно. Вот как комментирует этот факт Е.Тарле:

И опять все пошло как по маслу вплоть до мирной кончины в 1838 году, которая одна только и могла пресечь эту блистательную карьеру и которая поэтому вызвала, как известно, тогда же наивно-ироническое восклицание: «Неужели князь Талейран умер? Любопытно узнать, зачем это ему теперь понадобилось!» До такой степени все его поступки казались его современникам всегда преднамеренными и обдуманными, всегда целесообразными с карьерной точки зрения и всегда, в конечном счете, успешными для него лично.

Складывается впечатление, что слабым звеном в модели поведения Фуше было то, что он был по сути рабом власти. Она составляла всепоглощающий смысл его жизни. Фуше не был достаточно рефлексивным, чтобы увидеть себя со стороны и принимать решения вне сиюминутного процесса. «И бешеный честолюбец Фуше, совершает эту глупость, чтобы еще несколько часов истории пить из источника власти» . Для Талейрана же власть была средством к другим радостям жизни - «она-представляет ему лучшую и пристойнейшую возможность пользоваться земными наслаждениями - роскошью, женщинами, искусством, тонким столом ». И это позволяет ему физически или мысленно выходить из политического процесса, принимать верные решения. Фуше был азартный игрок, игравший по правилам, а Талейран антиигрок, который менял правила по ходу игры.

Дипломатическая деятельность Талейрана

Князь Шарль - Морис Талейран - Перигор появился на свет 2 февраля 1754 года в очень знатной аристократической, но обедневшей семье. У него было нерадостное детство: его никто не любил и мать пыталась поскорее сбыть его с рук, дабы он не мешал ее светским развлечениям. Он был отправлен к кормилице на окраину Парижа, где о нем просто забыли на четыре года. Кормилице также не было до него дела и при любом удобном случае она бросала мальчика одного дома. Однажды уходя из дома, она посадила его на высокий комод и забыла его там. Мальчик упал и настолько сильно повредил себе ногу, что хромал всю оставшуюся жизнь ни на минуту не расставаясь с тростью.

Забрав ребенка от кормилицы, родители отдали его на воспитание тетке. Здесь мальчик в первый раз почувствовал, что его любят и привязался к тетке всей душой. Но он прожил у нее всего полтора года. Забрав его от тетки, родители распорядились поместить его в колледж. Учился он не очень прилежно, но все же пятнадцати лет перешел в духовную семинарию. Он не желал принимать духовное звание и терпеть не мог длиннополой черной сутаны, которую на него нацепили против его воли.

Так окончилось отрочество Талейрана. Он вышел во взрослую жизнь никого не любящим скептиком, всегда и во всем полагающимся только на себя. Окончив семинарию и приняв сан, Талейран стал искать прибыльного аббатства, а пока отдавался любовным утехам. Двадцати одного года он стал аббатом в Реймсе. Вскоре он уже был генеральным викарием Реймса. Его карьера развивалась быстрыми темпами и накануне революции 2 ноября 1788 года король Франции Людовик Шестнадцатый подписал приказ о назначении Шарля - Мориса Талейрана - Перигора епископом Отенской епархии.

Революция застала Талейрана делающим блестящую карьеру и поставила перед ним вопрос: как быть. И князь без сожаления покидает тонущий корабль монархии. Презирая Бурбонов за их слабость и беспросветную глупость, Талейран отказался от предложенной ему графом д`Артуа эмиграции. Не для того, конечно, чтобы спасать то, что еще можно спасти. В своем решении он руководствовался чисто личной выгодой. Талейран полагал, что будет значительно лучше перейти на службу новым сильным хозяевам, чтобы выслуживаясь перед ними достичь еще больших высот, нежели влачить жалкое эмигрантское существование. Поэтому, когда ему сообщили об отказе царского двора от вооруженного сопротивления, Талейран без колебаний перешел в стан победителей.

Первейшим вопросом после революции стоял вопрос о денежной эмиссии. Подкреплением этой денежной массы мог стать только громадный земельный фонд католической церкви. Но как отобрать его у мощной церковной структуры со строгой иерархией? Как нарушить священный принцип частной собственности и пойти против воли большого и прекрасно организованного сословия? Вот тут то и пригодилось Талейрану его епископство. Предоставлялся великолепный шанс возвысить себя одним махом до небывалой высоты. 10 декабря 1789 года Парижане были удивлены радостным известием: оказалось, что сама католическая церковь дарует все свои владения своему народу. Кто же совершил этот подвиг? Скромный епископ Отенский, он же князь Талейран - Перигор. Оказанную услугу трудно переоценить. Талейран сразу выдвинулся на первый план. Ему отныне поручаются выработки важнейших законопроектов (в частности о новой метрической системе). Новая парламентская карьера князя развивалась столь блестяще, что в 1790 году он был избран председателем учредительного собрания. Дворянство и духовенство яростно возненавидели его за реквизицию церковных земель, а папа отлучил его от церкви. Но все это уже мало волновало круто набирающего высоту Талейрана.

10 августа 1792 года окончательно пала французская монархия. Наступали такие крутые и грозные времена, что даже всей ловкости и изворотливости князя могло не хватить, чтобы спасти его грешную голову. Но Талейран все же успевает выехать в Англию. Опоздай он хоть на несколько дней, его голова скатилась бы с эшафота. Это можно утверждать со всей определенностью, так как в знаменитом железном шкафу короля сохранились документы подтверждающие, что еще весной 91го Талейран тайно предлагал королю свои услуги. Итак, путь назад во Францию закрыт, если не навсегда, то очень надолго. Но и в Лондоне его приняли крайне враждебно. Многочисленные французские эмигранты ненавидели этого вора и расстригу, и в один прекрасный день ему было приказано покинуть Англию и ехать куда пожелает. Но куда? В монархическую Европу Талейрану показаться было нельзя. Его имя возбуждало там еще больше злобы, а многочисленные эмигранты имели еще больше влияния, чем в Лондоне. Оставалась Америка.

Но с политическими кругами в Соединенных Штатах Князю Талейрану сблизится не удалось и он занялся разными земельными спекуляциями. Но взоры его были по-прежнему устремлены на Францию. И вот, после воцарения директории пробил долгожданный час возвращения на родину. 20 сентября 1896 года Талейран прибыл в Париж.

Начиналась новая эра в жизни Европы и всего мира. Начиналась она и для Талейрана. Сразу по приезду князь поспешил предложить свои услуги Директории. Но тут обнаружилось одно досадное обстоятельство, а именно дурная слава епископа Отенского. Несмотря на это он все же смог через свою бывшую любовницу добиться поста министра иностранных дел. На этом посту, он Талейран не предпринял решительно никаких попыток покарать своих недоброжелателей, хотя имел полную возможность сделать это. Это раскрывает еще одну черту его характера. Он мог стереть в порошок любого, кто бы ни стоял у него на пути, но он пальцем о палец не ударил, чтобы отомстить своим недавним врагам потому, что это не влекло для него прямой или косвенной выгоды. Месть сама по себе не приносила ему удовольствия.

Буквально с первых же дней в дипломатическом корпусе стали пристально следить за тем, что будет делать новый хозяин французской внешней политики. Характерной чертой на этой должности, впрочем, как и на всех остальных, стали бесконечные взятки, которые он брал со всех, кто так или иначе зависел от Франции, нуждался в ней или зависел от ее мощи, не забывая о том, что слишком маленькой взяткой можно обидеть авторитет крупной державы. Еще при его жизни предпринимались отчаянные попытки сосчитать его состояние, но все они окончились неудачей. Несчастные счетоводы просто сбивались со счету. Талейран беспроигрышно играл на бирже, зная наперед предстоящую ситуацию. В том числе и в свете принятых им же решений. Золотой поток лился к нему нескончаемой рекой. Впрочем, уходили деньги у князя Талейрана также с чудовищной быстротой: карты, многочисленные торжества, пиры, и конечно женщины.

Дни 9 и 10 ноября 1799 года окончательно отдали Францию в руки Наполеона Бонапарта. Республика кончилась военной диктатурой. После Люневильского мира с Австрией в 1801 году и договора с Англией в 1802 руки у Наполеона 4 уже успевшего укрепиться у власти оказались развязанными для ограбления соседей. Для Талейрана настали золотые деньки. Бонапарт захватывал земли, а князь статистически оформлял сообщение о случившемся и получал громадные взятки при составлении мирных договоров за спиной императора. Знал ли Наполеон о том, что его обворовывает его министр иностранных дел? Конечно знал. Но прощал ему все, ибо пользу, которую приносил Талейран была несравненно больше. Бонапарт одновременно восхищался своим министром за его способность виртуозно решать самые сложные дипломатические вопросы и одновременно презирал его за характер и безудержную страсть к стяжательству. Сам же император, присваивая себе чужие страны и грабя все новые и новые народы чуть ли не каждый день считал, что открыто брать хорошо, а украдкой постыдно. Талейран прожил с Наполеоном душа в душу все 8 лет диктатуры и изменил ему лишь тогда, когда окончательно убедился в своевременности и выгодности для себя этого поступка.

Князь, предвидя неотвратимое крушение империи, привлек на свою сторону министра полиции Фуше, дабы укрепить собственные позиции и предотвратить утечку информации. Но он не учел одного. У Наполеона кроме полиции Фуше, была еще одна тайная полиция, следившая за самим Фуше. Таким образом император в середине января 1809 года в самый разгар кровопролитной войны в Испании получил известия сводившиеся к следующему: Во-первых, Австрия с лихорадочной поспешностью вооружается, пользуясь трудным положением, в которое попала франция; Во-вторых, Фуше и Талейран о чем-то подозрительно тайно сговариваются, нелестно отзываясь при этом о политике и действиях самого императора. Взбешенный Бонапарт прилюдно чуть было не избил своего министра иностранных дел, грозя ему смертью, в ответ на что Талейран идет на еще большее сближение с австрийским послом. Отныне у него появилось общее дело с Австрией - низвержение Наполеона, и когда война с Австрией весной 1809 года все же началась, многие, включая самого Талейрана предвидели, что она будет гораздо тяжелее, чем аустерлицкая компания 1805. Одновременно глава французского МИДа вел тайную переписку с русским царем Александром, за определенную плату поставляя ему секретные сведения о французской армии и планах развития французской внешней политики.

С началом французской компании в России предсказания Талейрана стали сбываться: великая армия таяла на глазах так и не приняв не одного крупного сражения с отступающими русскими войсками. В беседах с близкими людьми Талейран говорит, что настал момент свергнуть императора. Но свергнуть его посредством внутренней революции было невозможно, так как Наполеон пользовался широкой поддержкой народных масс и, прежде всего крестьянства, буржуазии и армии. Зная это, Талейран не спешил открывать карты.

После разгрома французской армии в России и взятии Парижа русскими войсками на первый план встал вопрос о престоле во Франции. И здесь мнения на этот счет разделились. Царь царей Александр хотел посадить на престол трехлетнего сына Наполеона, римского короля с регентством матери. Талейран же убеждал его в необходимости возвращения к власти династии Бурбонов. Нельзя сказать, что Талейран, предлагая отдать престол в руки старой дворянской династии не предвидел исхода подобного развития событий. Что могли предложить развивающейся французской буржуазной республике кучка крикливых аристократов. Не обладая никакими достоинствами кроме неимоверного самомнения, они имели весьма определенные планы на реставрацию феодальной монархии. Чем могли кончиться подобные аппетиты опытному политику Талейрану было хорошо известно. Но с другой стороны он смертельно боялся мести за измену со стороны династии Бонапартов в случае их прихода к власти. Кроме того, он рассчитывал на щедрое вознаграждение со стороны Бурбонов за помощь в захвате власти. Путем многочисленных подкупов и сложнейших интриг он сумел добиться, чтобы власть во Франции была отдана именно Бурбонам. Вместе с тем Талейран наткнулся на полное непонимание со стороны аристократии сложившейся политической ситуации. Он деятельно убеждал их, что превратить буржуазную республику обратно в феодальную монархию невозможно, что удержать власть можно только путем сохранения основных революционных завоеваний. Но ничего подобного Бурбоны и слышать не хотели. Крах был очевиден.

Надо отметить, что бывшего министра иностранных дел одинаково презирали и старая аристократия и наполеоновские министра. Одни за раздачу церковных земель и гонения против эмигрантов, другие за измену императору в момент, когда тот отчаянно боролся против всей Европы. Широко был известен афоризм, пущенный в печать в 1815 году. "Князь Талейран оттого так богат, что всегда продавал всех тех, кто его покупал". И эта двуединая торговая операция. Которая лежала в основе всех торговых операций на протяжении всего земного странствия герцога Беневедского отмечалось всюду, где знали имя Шарля - Мориса Талейрана - Перигора.

23 сентября 1814 года французская делегация прибыла в Вену. Программа действий у Талейрана к тому времени уже была достаточно четко выработана, но при этом положение его оставалось незавидным: лично презираемый представитель побежденной державы. Он выставил перед конгрессом 3 основных требования. Во-первых, Франция признает лишь те решения конгресса, которые были приняты на пленарных заседаниях в присутствии представителей всех держав. Во-вторых, Франция желает, чтобы Польша была восстановлена либо в состоянии 1805 года, либо по ее состоянию до первого раздела. В-третьих, Франция не согласится ни на расчленение, ни, тем более на лишение самостоятельности Саксонии. Одновременно министр раскинул широкую сеть интриг, направленных на то, чтобы настроить Россию и Пруссию против Австрии и Англии. Агитации эти имели целью распространение среди стран - участников конгресса тревоги по поводу будто бы нависшей угрозы гегемонии русского императора.

Несмотря на очевидную слабость Франция в лице ее министра решила занять самую активную позицию на конгрессе явно преувеличивая свои возможности. Но все атаки на Александра по поводу Польши были решительно отбиты. Поняв, что в вопрос с Польшей проигран окончательно и бесповоротно, Талейран деятельно занялся решением саксонского вопроса, интересовавшего Францию гораздо больше. Надо отметить, что на этом фронте сделать удалось многое. Территория Саксонии была разделена пополам так, что лучшая часть с городами и наиболее богатыми промышленными местами осталась под властью саксонского короля.

Итак, проиграв польское дело, Талейран в значительной мере выиграл саксонское и полностью выиграл свою главную ставку: буржуазная Франция не только не была расхватана по кускам феодально-абсолютистскими великими державами, но и вошла равноправной в среду великих европейских держав. Кроме того, была разбита грозная для французов коалиция. Таковы главные итоги напряженной деятельности министра иностранных дел Талейрана в этот период на международной арене.

И вдруг грянул гром среди ясного неба. Наполеон внезапно отплыл с острова Эльбы и, высадившись у мыса Жуан, восстановил империю в 3 недели не сделав при этом не единого выстрела и не встретив никакого сопротивления. Возвращение Наполеона и паническое бегство Бурбонов застали Талейрана совершенно врасплох. Снова заняв место на троне, Бонапарт дал знать князю что снова берет его на службу. Но Талейран остался в Вене, так как не верил в милостивое расположение императора к себе и прочность наполеоновского царствования. Напротив он деятельно склоняет Александра помочь Бурбонам в изгнании самозванца.

13 марта 1815 года представители восьми держав, собравшиеся на Венском конгрессе объявили Наполеона "вне гражданских и общественных отношений", "врагом и возмутителем мирового спокойствия". Наполеон был обречен.

18 июня 1815 года битва под Ватерлоо покончила с вторичным царствованием Наполеона. Людовик Восемнадцатый в окружении своры озлобленных своим вторичным изгнанием эмигрантов стал собираться обратно в Париж. Талейрану совершенно без всяких оснований представилось, что он совершенно необходим Бурбонам для вторичного возвращения на престол. Но сами ультрароялисты не только не желали мириться с пребыванием у власти этого ренегата, но и отважились на генеральную чистку всех высших правительственных мест от бывших деятелей времен революции и империи. Но несмотря на это Людовику в 1815 году все же не представлялось возможным сразу избавиться от Талейрана, в результате чего Талейран и Фуше вошли в новое правительство. К тому времени эти люди уже хорошо знали друг друра и имели много общего. И тот и другой представляли собой испытывали глубочайшее пренебрежение к чему бы то ни было, кроме личных интересов. Когда хромой князь шел поддерживаемый Фуше по дворцу.

Придворные шепотом говорили, что идет порок опирающийся на преступление. Их мрачный лик, медленно идущий по дворцовым коридорам навевал страх и ненависть. Итак, после победы под Ватерлоо нужно было формально оформить мирный договор с европейскими державами. Для Талейрана открывалось новое поле дипломатической деятельности. Сто дней повторного царствования Наполеона формально уничтожили парижский мирный договор 30 мая 1815 года и Пруссия уже на этот раз надеялась получить Эльзас и Лотарингию. Но их захватнические аппетиты вновь наткнулись на решительный протест русской стороны. Таким образом новый договор формально подтверждал старый Парижский мир 30 мая 1815 года за исключением нескольких незначительных территориальных изменений в пользу союзников и был окончательно оформлен 19 сентября 1815 года. Хотя в деле борьбы за целостность французских территорий цели Александра и Талейрана совпадали, французский министр объективно стал не нужен царю, так как угроза нового восстания против Бурбонов была ликвидирована 150 000 солдат оккупационной армии войск стран союзников оставленных на французской территории. Дни кабинета Талейрана были сочтены и 24 сентября 1815 года князь Беневентский был отправлен в отставку.

Оказавшись не у дел, Талейран первым делом затевает рискованную сделку. Дело в том, что еще в 1814 году он украл из государственных архивов Франции много секретных документов тайную переписку Наполеона. Речь шла о подлинниках с личными подписями императора, и многие из них, как утверждал Талейран, весьма компрометировали самого канцлера Австрии Меттерниха. Все эти сведения он намеревался продать Австрии за полмиллиона франков, по поводу чего стал вести переговоры с австрийской стороной. Вполне осознавая, что совершает очевидную государственную измену, Талейран, опасаясь возмездия в случае раскрытия инцидента договаривается о политическом убежище в Австрии для себя и своей семьи. Однако Талейран крайне бесстыдно обманул Меттерниха, ибо из 832 проданных документов лишь 73 оказались в самом деле оригиналами, подписанными Бонапартом, а все остальные простыми служебными копиями и притом мало интересными.

Провернув эту сделку князь на время отошел от своих привычных занятий. Имея громадное богатство, великолепный замок в Валансэ и дворец в Париже, он наконец мог зажить спокойной жизнью. Талейран сел за мемуары. Он написал их 5 томов, которые были впоследствии изданы на русском языке в сокращенном варианте.

Нельзя сказать, что в первые годы реставрации Талейран не пытался вернуться к власти. Он делал публичные заявления, то там, то здесь ерничая и насмехаясь над беспросветной глупостью королевских министров. Те, в свою очередь, хоть и ненавидели князя Беневентского, но все же весьма его побаивались, чтобы решиться на жесткие меры по отношению к нему. Талейран же продолжает всеми силами бороться против реакционного кабинета министров сначала Ришелье, затем Деказа. Эта борьба была продолжением той тактики, которую он обнаружил в своем письме Александру еще в 1814 году. Он желал тогда вопреки собственным правильным убеждениям о гибельности ультрароялистской реакции примкнуть именно к ультрароялистам, с целью удержаться у власти. Когда же они удалили его в отставку он, назначенный членом палаты пэров, стал все-таки маневрировать с целью сблизиться с ними на почве борьбы против либеральных министерств Ришелье - Деказа, чтобы хотя бы таким путем вернуться к власти. Но вот наступает 1820 год и после убийства герцога Беррийского уходят либеральные министры. Начинается безудержная реакция. И тут уж не только Талейрану становится очевидно, что буржуазия решила дать решительный отпор дворянско-абсолютистским тенденциям. Безнадежная политическая слепота и слабость дворянской реакции приобретает все более и более ясные очертания.

Тогда Талейран решил окончательно и бесповоротно порвать с ультрароялистской реакцией, которой служил из чисто карьеристских соображений. Он произносит в палате пэров речи против вооруженного вторжения в Испанию для подавления там революции и восстановления абсолютизма Фердинанда Седьмого. Так же он яростно выступает в защиту свободы печати и против реакционных проектов правительства о цензуре. Данные выступления имели огромный успех в либеральных кругах и сблизили Талейрана с лидерами либерального движения: Тьером, Минье, Ройе-Колларом.

Политическая ситуация накалялась. Новый король Карл Десятый уверенно вел страну в пропасть ибо считал, что у короля которому угрожают есть только два выхода "трон или эшафот". Карл полагал, что именно уступки могут погубить шаткое царствование династии. 27 июля 1830 года случилось то, что должно было случиться: революция в три дня снесла с престола Карла и всю династию Бурбонов – навсегда.

Еще после победы революции оппозиционные депутаты предложили трон Луи - Филиппу, герцогу Орлеанскому, но с условием, что он навсегда отречется от Карла и от всей старшей династии бурбонов. Герцог колебался. Он встал перед выбором. Либо стать главным наместником легитимного монарха, герцога Бордоского, в пользу которого отрекся от престола Карл до достижения им совершеннолетия, либо принять корону из рук победившей буржуазии и отказавшись от принципа легитимности воссесть на престол. Следуя совету многоопытного Талейрана, авторитет которого был огромен, Луи - Филипп принимает решение и 9 августа 1830 года он был торжественно провозглашен королем. И в первые же дни нового царствования обнаружилось, что хотя Июльская революция победила окончательно и бесповоротно, но есть на свете один аристократ, без помощи которого торжествующая буржуазия никак не может обойтись: это все тот же князь Талейран - Перигор, больной семидесяти шестилетний старик, которого не раз уже хоронили газеты. И не только потому. Что он руководствуясь собственной политической дальновидностью заранее сблизился с будущими победителями. Но и потому, что работа его цепкого аналитического ума была незаменима для нового короля, как нуждались в ней все его предшественники.

Положение нового короля было нелегким, особенно перед лицом Европейских держав. После вторичного свержения Бурбонов, Франция оказалась в полной международной изоляции. Кроме того, над ней нависла угроза вторжения, так как жандарм Европы Николай Первый вынашивал планы по восстановлению легитимной королевской династии на прародительском престоле. Исходя из этого на первый план во внешней политике выдвинулась задача преодоления этой изоляции. Для решения этой проблемы необходимо было получить признание прежде всего Англии и конечно России.

Прибыв с дипломатической миссией в Англию Талейран, несмотря на прошлые счеты с этой страной установил с ней весьма прочные дипломатические отношения. Но главное, что сделал Талейран на посту посла Луи-Филиппа в Лондоне было его участие в образовании Бельгийского государства. Бельгийская революция, вспыхнувшая вслед за Июльской революцией во Франции, привела к отделению Бельгии от Голландии. В самой же Франции существовали весьма противоречивые мнения по поводу будущего Бельгии. Одни считали необходимым присоединение Бельгии к Франции, другие, что необходимо образование нового суверенного государства. Талейран отверг присоединение Бельгии так как знал, что Англия воспротивится такому решению вопроса. Поэтому он начал отстаивать идею образования Бельгийского королевства и это ему удалось после долгих усилий на Лондонской конференции европейских держав, созванной по его настоянию. Этот блистательный успех талейрановской дипломатии настолько возвысил его в глазах французского короля, что зашла речь о назначении Талейрана первым министром (после смерти Казимира Перье в 1832 году). Но старый князь решил, что в Лондоне ему будет спокойнее. Старик физически слабел. В конце ноября 1834 года он упросил Луи - Филиппа дать ему отставку. За время пребывания на посту посла в Лондоне он успел дать гражданство Июльской монархии в Европе и укрепил престол Луи - Филиппа на мировой арене, содействовал созданию самостоятельного бельгийского королевства. Он удалился в замок Валансэ, где стал доживать старость в роскоши и богатстве, накопленном за всю его неутомимую жизнь.

Особенности дипломатии Талейрана

Каково было отличие талейрановской дипломатии от деятельности его предшественников, старых виртуозов этого искусства? В немногих словах это отличие может быть охарактеризовано так: Талейран был дипломатом восходящего буржуазного класса начинавшегося периода буржуазного владычества, победоносного наступления капитала и окончательного крушения феодально-дворянского строя. Именно Талейран уловил, как и в каком направлении стоит изменять устоявшиеся дипломатические отношения. И вот, в центре этих событий в центре этих событий, в самой просвещенной державе западной Европы появляется тонкий и талантливый аристократ, который в полной мере осознает историческую неизбежность гибели своего сословия и полное торжество антипатичного ему лично класса буржуазного. Он знает наперед, что в этой борьбе будут и победы и неудачи, новые прорывы и разочарования. Но изощренный ум и полное отсутствие таких моральных "предрассудков" как честь, совесть, преданность и дружба всегда помогали ему заранее вставать на сторону победителя и пожинать плоды своей проницательности.

Что такое убеждения, князь Талейран знал только понаслышке. Полагая, что эти курьезные особенности человеческой натуры могут быть очень даже полезны, но не для того, у кого они есть, а для того, кому придется иметь дело с их обладателем. Безнравственность и беспринципность этого человека поразительны. Достаточно двух его высказываний, чтобы приобрести общее представление о моральном облике князя: "Бойтесь первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное", - учил Талейран молодых дипломатов, "Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли".

Но несмотря на неприятие нового буржуазного класса, он всю жизнь волею судьбы служил его всяческому упрочнению. А поскольку. Преследуя личные корыстные цели и интересы, он всемерно способствовал развитию буржуазного класса в целом, постольку временами объективно играл прогрессивную историческую роль.

У Талейрана было два основных воззрения, руководствуясь которыми он, в конечном счете, совершал все свои измены, всегда выгодные ему лично. Во-первых: спасти дворянский строй на рубеже 18-19 веков во Франции невозможно. Поэтому он последовательно изменил сперва монархии Людовика Шестнадцатого и перешел на сторону буржуазной революции, а затем вторично изменил Бурбонам, перейдя на сторону июльской монархии Луи-Филиппа. Во-вторых: создание всемирной монархии путем безудержных завоевательных войн есть утопия, которой рано или поздно придет конец. Поэтому он изменил Наполеону дважды: первый раз тайно (1808 - 1813), а второй раз открыто (1814) перешел на сторону врагов императора. В целом оба эти воззрения, как мы видим, были оправданы реальным ходом исторических событий.

Творческого ума у Талейрана не было вовсе, и в этом отношении, он не идет ни в какое сравнение с известными современниками, например Сперанским в России. Этих людей от Талейрана отличала не только их преданность известной идее. Но и способность вносить нечто новое во все государственное устройство, оставлять реальный след преобразований и новых идей. Ничего подобного у князя и в помине не было. Громадная хитрость, природный поразительный такт и умение налаживать контакт с любыми людьми, пусть даже они ему очевидно противны и инстинктивная чуткость делали его блестящим дельцом, представителем новой формации зарождающейся буржуазии. Жадность и жажда наживы двигали и всецело управляли его поведением на протяжении всей его жизни. Князя Талейрана называли не просто лжецом, но патриархом лжи, ибо никто и никогда не обнаруживал такой способности в сознательном искажении истины, извращать ее, сохраняя при этом такое величаво - небрежное спокойствие, которое свойственно лишь чистой до глубины душе. Вся жизнь его была нескончаемым рядом измен и предательств и, в конечном счете, была направлена лишь на одно, не поставить ставку на дурную лошадь. И князь в своем выборе не ошибся.



«Вы всегда австриец!» —«Отчасти, Ваше величество, но правильнее было бы сказать, что я никогда не бываю русским и всегда остаюсь французом». Этот обмен репликами между Наполеоном и Талейраном состоялся в сентябре 1808 года, накануне встречи двух императоров в Эрфурте.

В нескольких словах — целая дипломатическая программа. Да, бывший министр всю свою жизнь не испытывал приверженности к русско-француз скому сотрудничеству. А вот интересы Австрии он защищал столь преданно, не останавливаясь перед запрещенными средствами, что вызывал радость и даже восторг Клеменса Меттерниха, австрийского посла в Париже с августа 1806 года по май 1809 года.

Меттерних и Талейран являлись достойными друг друга союзниками, хотя их многое разделяло, французский дипломат жил и действовал в обстановке, порожденной бурными 1789 и 1793 годами, режимами Директории и Империи. Оставаясь аристократом, он состоял на службе у новой могущественной силы — капитала, перед которым подобострастно и преданно склонял спину.

Князь Беневентский создавал буржуазную дипломатию со всеми ее особенностями, новыми задачами, формами, методами, порожденными потребностями эпохи. А Меттерних служил абсолютистской австрийской монархии, следуя классическим рецептам дипломатии прошлого, и прежде всего опыту своего отца.

И вместе с тем у Талейрана и Меттерниха было много общих черт: признание святости привилегии господствующих классов; непомерное честолюбие и неутолимое стремление к роскоши; верность принципу «цель оправдывает средства»; умение использовать женщин в политической борьбе. Наполеон называл Меттерниха «самым большим лжецом века».

На известном портрете Меттерниха к его узкому длинному лицу с крупным неправильной формы носом и небольшими губами словно приклеена приветливая улыбка. Глаза смотрят в сторону, вдаль, в будущее. Правая рука облокотилась на ручку кресла, левая — по твердой традиции тех времен — держит сложенную вдвое государственную бумагу. Вся фигура дышит надменностью, неколебимой уверенностью в себе, чувством собственного превосходства. Таким прибыл австрийский князь в Париж.

Уже на следующий день после приезда Меттерниха, 5 августа 1806 г., состоялась его первая встреча с Талейраном, которая, но словам австрийского посла, прошла в обстановке «глубокой сердечности» и показала готовность французского дипломата к созданию «системы тесных отношений» между Францией и Австрией. Вскоре сотрудничество далеко вышло за рамки официальных контактов между министром и послом и стало дружеским, доверительным союзом. Это сближение приобрело новые формы после встречи в Тильзите и отставки Талейрана. Именно тогда для него стерлась грань между долгом и государственной изменой.

Меттерних видел перемены в настроениях парижского общества и считал, что во главе «партии мира», то есть большинства нации, осуждавшего императорскую политику захватов, но «инертного и негибкого, как потухший вулкан», стояли Т алейран, Фуше, владельцы состояний, стремившиеся их сохра нить, люди, не верившие в стабильность учреждений, постро енных на развалинах, которые «беспокойный гений импера тора пополняет новыми руинами». Австриец внимательно следил за развитием внутриполитических событий во Франции, полностью отдавая себе отчет в том, что они могут привести к ослаблению наполеоновского режима, к существенным пере менам на европейской арене. «Эта партия существует с 1805 года. Война 1806 и 1807 годов укрепила ее возможности. Неудача кампании против Испании в 1808 году сделала популярными руководителей партии и их аргументы».

Однако в целом эти оценки преувеличены. Очень уж хотелось Меттерниху видеть антибонапартистов, способных хотя бы поднять голос против могущественного императора. Но его желания были далеки от действительности. Экс-министр присоединялся к заговорам, только если их победа была обеспе чена или уже стала свершившимся фактом. И не иначе! Слишком ценил он свою голову. И Талейран повел против императора тайную войну, став другом, советчиком, осведомителем Меттерниха. Меттерних вначале с опаской присматривался к своему союзнику.

«Такие люди, как Талейран, подобны режущим инструментам, с которыми опасно играть; но для больших ран нужны сильные лекарства, и человек, которому поручено нх лечить, не должен бояться пользовать ся инструментом, режущим наилучшим образом», — писал австрийский дипломат, сумевший взять в своп руки этого опасного человека.

По словам Меттерниха, за время его дипломатической миссии в Париже он не менее 20 раз беседовал с Талей- раном и тот неизменно считал, что «интересы самой Франции требуют, чтобы державы, способные дать отпор Наполеону, объединились с целью поставить преграду его ненасытному честолюбию; дело Наполеона не является больше делом франции; Европа, наконец, может быть спасена только благодаря самому тесному союзу Австрии и России». Бывший министр императора призывал к сплочению его врагов! Он обвинял властелина в порочности его стремлений. Кому же делались такие признания? Представителю державы, с которой французская армия неоднократно сражалась в прошлом и в близком будущем вновь вступит в бой. Любое законодательство всегда рассматривало подобное поведение должностного лица, пусть даже бывшего, как преступное.

Как же далеко заходил Шарль Морис в своих откровенных признаниях Меттерниху! «Вы никогда не найдете никого более преданного вашему делу, чем я», — говорил он. И посол с с полным основанием сообщал Иоганну Стадиону, австрийскому министру иностранных дел, что Талейран сделал «своей профессией преданность австрийскому двору». Она вначале принимала формы советов, рекомендаций, информаций о действиях Наполеона и его дипломатии. Так, в начале 1806 года князь Беневентский сообщил Меттерниху, что император вынашивает два проекта: раздела Турции (замысел реален!) и экспедиции в Восточную Индию (что-то вроде романа!). Но Австрии необходимо принять участие в обеих акциях. «В один и тот же день должны войти в

Константинополь французы, австрийцы и русские». Посол доверял своему собеседнику. Он писал: «Мне показалось более чем вероятным, что данные, которые сообщил Талейран, полностью соответствуют взглядам императора». Разумеется, в Вене столь необычная информация из Парижа встречала самое серьезное и внимательное отношение, давала богатую пищу для размышлений и выводов.

Сложилась необычная ситуация: отставной министр поддерживал постоянные контакты с официальными иностранными представителями, аккредитованными при императоре французов. Русский посол граф П. А. Толстой сообщал 27 декабря 1807 г. в Петербург, что он «много раз» вместе с Меттернихом консультировался с Талейраном, которого даже именовал «апостолом мира». «Апостол» в беседах с послами открыто, например, осуждал антианглийские высказывания Наполеона. При этом сам характер дипломатических связей был необычным. С одной стороны, встречались и обменивались мнениями русский и французский дипломаты, представлявшие государства, связанные Тильзитскими соглашениям» и стоявшие накануне встречи в Эрфурте, и, с другой — с ними поддерживал доверительные отношения австрийский князь, страна которого вскоре вновь вступила в войну с Францией и Россией.

Талейрана не останавливала и реальная возможность новой вспышки императорского гнева. Наполеон относился настороженно к тесным связям экс-министра с русским послом. «Этот Толстой пропитан всеми идеями Сен-Жерменского предместья и всеми дотпльзитскими предубеждениями старого Петербург ского двора. У франции он видит только честолюбие и в глубине души оплакивает перемену политической линии России, в особенности перемену по отношению к Англии. Быть может, он очень светский человек, но его глупость заставляет меня пожалеть о Моркове. С тем можно было разгона ривать; он разбирался в делах. А этот дичится всего»9. Какая удивительная картина: Наполеон в беседе с Коленкуром, добрым словом вспоминающий А. И. Моркова, отзыва которого он сам же и потребовал. До этого трудности в русско-француз ских отношениях осложнялись действиям С. А. Колычева. И наконец, приехал во французскую столицу П. А.Толстой, не одобрявший союза с Францией.

Так, на протяжении многих лет из сановного Петербурга посылали в Париж официальных представителей, глубоко враж дебных той стране, отношения с которой по долг у дипломатической службы им следовало укреплять. Объяснение может быть только одно. Где-то в душе и разуме царя и его ближайших сотрудников всегда жили ненависть к французской революции гг леденящие кровь воспоминания о казненных народом Людовике XVI гг Марии Антуанетте, хотя якобин екая диктатура уже стала достоянием истории и во франции существовал монархический режим.

Генерал Петр Александрович Толстой, профессиональный военный, участник боевых действий русской армии против французов, действительно враждебно относился к тильзитской политике царя. Предложение поехать в Париж застало его в наследственном имении и привело чуть ли не в отчаяние. Графу пришлось выдержать семейную революцию. Жена на коленях умоляла его не ехать к «врагу рода человеческого». Но Александр I настаивал, подчеркивая, что при Наполеоне ему был нужен не дипломат, а «храбрый и преданный военный». Толстой, скрепя сердце, согласился. «Упрочение тильзитского соглашения вверено было неумелому и враждебному новой политической системе дипломату», — пишет Н.К. Шильдер, известный русский историк. И он замечает: «Меттерних гге замедлил тотчас оценить русскаго посла по достоинству». Прозорливым оказался и Талейран, редко ошибавшийся воценке людей, с которыми он сталкивался. Так образовалось нечто вроде антибонапартистского альянса бывшего министра и двух влиятельных иностранных послов.

Древний город Эрфурт на реке Гера (теперь это территория ГДР) принадлежал Пруссии, но после ее военного разгрома стал военной добычей Наполеона. Эрфурт вовсе не был подготовлен к роли мировой столицы. Извилистые, плохо замощенные улицы не освещались по вечерам. Небольшие, узенькие дома с красивыми лепными фасадами совершенно не подходили для именитых особ. Население к тому же было напугано нашествием солдат маршала Шарля Никола Удино, а затем целой армии чиновников и рабочих. Но вскоре многое изменилось. В княжеском дворце заменили мебель, привезли статуи, картины, вазы, гобелены; новые обои засветились наполеоновскими орлами и пчелами. Засверкал позолотой придворный театр, до этого использовавшийся как сарай. Многие дома стали похожими на дворцы. Все квар тиры были переполнены. Комнаты в 20 городских гостиницах занимали буквально с боем.

Еще бы! Поток королей, князей, принцев, высших государственных чиновников, маршалов и генералов, дипломатов хлынул в небольшой прусский городок, где готовилась встреча двух самых могущественных людей в Европе. Одному из них — Наполеону она была особенно необходима. Поражения французских войск в Испании подорвали его престиж, ослабили международные позиции Франции. В Вене воспряли духом и начали лихорадочно вооружаться. В таких условиях новая демонстрация прочности франко-русского союза приобрела для Наполеона особое значение. Во имя этой цели он не жалел ни времени, ни денег.

Но почему император пригласил в Эрфурт своего бывшего министра, о фронде которого он не мог не знать? Материалами для серьезных обвинений против Талейрана при дворе еще не располагали. О его встречах с иностранными дипломатами в Париже Наполеон знал и в известной мере их санкционировал. Тем самым князь Беневентский получил официальное прикрытие, которое ловко использовал для критики императорской политики. К тому же Талейран оставался великим камергером, и он великолепно справился со своими обязанностями. Замысел Наполеона был осуществлен. Эрфурт превратился в город бесконечных празднеств, зрелищ и балов. Могущество французского владыки получило еще одно зримое подтверждение.

Но главными для Наполеона являлись, разумеется, политические соображения. Он ценил опыт Талейрана, его умение готовить и редактировать важнейшие документы, присущее ему искусство дипломатического маневрирования. К тому же экс-министр участвовал в тильзитской встрече, лично знал царя и его окружение, находился в дружественных отношениях с послом в Петербурге Коленкуром. С его перепиской Талейран ознакомился по поручению императора. Теперь он был в курсе всех дел и мог действовать в соответствии с обстановкой.

Важнейшее место на встрече в Эрфурте (27 сентября—14 октября 1808 г.) занимал австрийский вопрос. Цель Наполеона состояла в том, чтобы запугать Австрию, добиться ее разоружения. Принципиально иной являлась позиция царя. Перед отьездом в ганзейский город он обещал своей матери Марии Федоровне «спасти Австрию». И дискуссия по австрийской проблеме проходила в напряженной обстановке. Не получая уступок, Наполеон терял самообладание. Был момент, когда он бросил шляпу на пол и топтал ее в бешенстве ногами. Александр смотрел на него с улыбкой, молчал и затем спокойно сказал: «Вы резки, а я упрям: со мной гневом ничего не добьешься. Будем разговаривать или рассуждать. Иначе я уезжаю». И он направился к дверям.

Царь не хотел разоружения Австрии и дал лишь устное обещание содействовать признанию австрийским двором «нового порядка вещей» в Испании. «Вся любезность, все предложения и все порывы Наполеона остались бесплодными; перед отбытием из Эрфурта император Александр написал австрийскому императору собственноручное письмо, в котором успокаивал его насчет опасений, внушенных ему эрфуртским свиданием. Это была последняя услуга, оказанная мною Европе еще при Наполеоне, а, по моему мнению, это была услуга и лично ему», — писал Талейран в своих «Мемуарах».

Услуга Европе? Услуга лично Наполеону? Что имел в виду экс-министр внешних сношений? Он направлялся в Эрфурт с твердым намерением поддержать Австрию против наполеоновских козней. Талейран рассчитывал прежде всего оказать влияние на царя, используя как свое личное знакомство с ним, так и содействие Коленкура, с которым поддерживал дружеские и доверительные отношения. А французского посла обхаживали в Петербурге. Он был постоянным участником придворных балов, церемоний, приемов, вечеров в интимном кругу. Коленкур давал военные советы царю. Он даже отказался принять агента французской разведки. Наполеон был взбешен и резко сказал своему представителю: «Вы в России, и оставайтесь в ней французом». Он даже утверждал, что Коленкур «скорее придворный императора Александра, чем посол франции». Но менять своего представителя Наполеон долго не хотел. От него поступала ценная информация, прежде всего военная.

Начиная с декабря 1807 года, когда Коленкур приступил к исполнению своих обязанностей в русской столице, Талейран постоянно с ним переписывался. Но основным вопросам позиции двух дипломатов являлись близкими. Оба они считали, что император должен отказаться от завоеваний, вернуть страну к ее естественным границам. Однако политика не была единственной сферой, в которой единомышленники находили общий язык. Они объединились и в решении одного жизненно важного для Коленкура личного вопроса. Он долго и преданно любил Адриенну де Канизи, представительницу старой дворянской семьи из Нормандии, которую в 13 лет выдали замуж. Она отвечала взаимностью. Влюбленные мечтали создать свою семью. Но император, который в это время сам думал о разводе, не хотел, чтобы разведенная женщина находилась при его дворе. Это был далеко не пер вый случай самодержавного произвола. Однако по просьбе Талейрана Наполеон дважды принимал де Канизи. Появилась надежда на благополучное решение ее семейных дел. Коленкур был счастлив и благодарил Шарля Мориса. Они как друзья встретились в Эрфурте.

Талейран говорил Меттерниху о «своем безграничном влиянии» на Коленкура. Видимо, в этих словах была доля истины. По крайней мере, посол способствовал сближению бывшего министра с П. А. Толстым и, главное, его встречам с царем. По словам Талейрана, Коленкур «внушил императору Александру доверие к себе и заставил его доверять и мне». В Эрфурте князь Беневентскин виделся с царем почти ежедневно, после каждого спектакля, дома у княгини Турн-и-Таксис. Именно здесь он заявил (все историки ссылаются только на один источник — мемуары К. Меттерниха) российскому самодержцу: «Государь, зачем вы сюда приехали? Вы должны спасти Европу, и вы этого добьетесь, только давая отпор Наполеону». Его политику Талейран подверг критике, подчеркнув, что «Рейн, Альпы, Пиренеи — завоевания франции, остальное — завоевания императора». Это была все та же мысль о естественных границах французского государства, исключающих всякое, даже незначительное расширение его территории за счет других стран.

Можно ли говорить о государственной измене Талейрана? Да, несомненно. Являясь доверенным лицом Наполеона на свидании в Эрфурте, он призвал союзную державу к борьбе с Францией. Нетрудно представить себе удивление царя, услышавшего крамольные речи из уст одного из самых близких к Наполеону людей — Талейрана, восемь лет руководившего дипломатической службой Франции, приехавшего в прусский городок с целью укрепления сотрудничества двух империй. Что-то неладное происходило во французском государстве! Явные трещины появились в его фундаменте. Напрашивался только один вывод: царь должен занимать жесткие позиции и не уступать императору французов.

Согласно мнению, распространенному в исторической литературе, Талейран определил позиции Александра I и его окружения на переговорах с Наполеоном. Это несомненное преувеличение. Русская дипломатия и до откровений великого камергера не собиралась выдать Австрию на растерзание наполеоновским маршалам. Безопасность российского государ ства требовала сохранения и укрепления Австрии. Поведение Талейрана лишь укрепило царя в том мнении, которое у него сложилось раньше, до Эрфуртской встречи.

Австрийские интересы Талейран защищал с преданностью верного слуги Франца I. Он регулярно обсуждал свои действия с неофициальным представителем Австрии в Эрфурте генералом Карлом Винцентом. Речь шла прежде всего о проекте русско-французской конвенции, подготовленной Талейраном, в который Наполеон внес две принципиальные поправки. Одна из них давала французскому императору право быть судьей в вопросе объявления Россией войны Австрии, другая предусматривала размещение русского корпуса в районе австрийской границы. Князь Беневентский уговаривал царя устранить из текста «все, что касается Австрии». На этом же настаивал и Коленкур. В итоге поправки Наполеона не увидели света. «Докладывая» в Париже Меттерниху об итогах встречи в Эрфурте, Талейран говорил, что со времени битвы под Аустерлицем отношения России с Австрией никогда не были «более благоприятными», и в Петербурге Коленкур, «полностью преданный моей политической точке зрения (экс-министра)», поддержит все демарши австрийского посла, имеющие своей целью восстановление тесных русско-австрийских отношений. Поддерживая венский двор, Талейран провоцировал новую войну Австрии с Францией. Вскоре так и случилось.

В Эрфурте Наполеон принял решение о разводе с Жозефиной и поручил Талейрану переговорить с царем о возможности женитьбы на одной из русских великих княжен. «Сознаюсь, что новые узы между Францией и Россией казались мне опасными для Европы. По моему мнению, следовало достичь лишь признания идеи этого брачного союза, чтобы удовлетворить Наполеона, но в то же время внести такие оговорки, которые затруднили бы его осуществление. Все искусство, которое я считал нужным применить, оказалось с императором Александром излишним. Он понял меня с первого же слова и понял точио гак, как я хотел», — писал Талейран.

Царь просил об отсрочке ответа. Затем вторая отсрочка — на десять дней. Речь шла о руке Анны, которой едва исполнилось 14 лет. Запросили мнение ее старшей сестры — великой княгини Екатерины Павловны. Она дала согласие, но считала возраст Анны большим препятствием. Затем в Петербурге начали ссы латься па императрицу-мать, не дававшую определенного ответа. И в заключение последовал вежливый, но окончательный отказ Александра.

Талейран утверждал, что он оказался в опале у Наполеона в результате оппозиции его браку с русской великой княгиней. Чистейшая выдумка! Наполеон ничего не знал о двуличном поведении своего «доверенного лица» в Эрфурте. После этого прошло довольно много времени. В начале января 1810 года в беседе с императором Талейран энергично подталкивал его к австрийскому браку. 28 января на чрезвычайном совете в Тюильри Талейран энергично поддерживал инспирированного им официального докладчика, доказывая, что женитьба Наполеона на двоюродной внучке сложившей свою голову на гильотине Марии-Антуанетты оправдала бы Францию в глазах Европы и способствовала бы созданию франко-австрийского союза.

Царь оценил откровенные заявления великого камергера, которые могли стоить тому головы, если бы о них узнал Наполеон. Вместе со своим министром иностранных дел Н. П. Румянцевым Александр относил Талейрана к числу людей, пользующихся его полным доверием. С Румянцевым, приехавшим в Париж в октябре 1808 года для мирных переговоров с представителями английского правительства, у князя Беневентского установились дружественные связи. В Лондоне русскую инициативу не поддержали. Однако Румянцев находился во французской столице более трех с половиной месяцев. Он сообщал царю, что «весьма доволен доверием», которое оказывал ему Талейран — единственное лицо в Париже, с которым он был тесно связан.

Разумеется, Россия и франция являлись союзными державами. Но информация, которой обменивались два министра — бывший и действующий, — далеко выходила за рамки официальных дипломатических отношений и по существу была враждебной Наполеону. Под большим секретом Талейран ознакомил Румянцева с тревожными письмами генерала Жерара Дюрока из Испании и заметил, что Наполеону в этой стране еще предстоит «преодолеть огромные трудности». В мрачных тонах рисовала положение императора французов и его сестра — герцогиня Тосканская, рассказывавшая об антифранцузских выступлениях в Италии. Великий камергер показал русскому министру и полученную им от Фуше брошюру Педро Севальоса, враждебную Налолеону. Таким образом, окраска сведений, сообщенных Талейраном Румянцеву, не вызывала никаких сомнений: она была резко антибонапартистская.

Талейрана интересовали австрийские дела. И он хорошо знал, что именно они и являлись предметом бесед Румянцева с Наполеоном. Он обрушивался на австрийцев, требовал их разоружения, угрожающе заявлял: «Австрия хочет пощечины, я дам ей по обеим щекам»; «я поколочу Австрию паткой». Император «несколько раз давал понять, что должен склониться к войне с Австрией», — сообщал Румянцев Александру I. Нужно ли говорить о том, какой интерес представляла такая информация, полученная от Талейрана, для Меттерниха?

И не только для австрийского посла. Эти сведения, несомненно, становились известными как Талейрану, так и министру полиции Жозефу фуше. «В настоящее время у них одинаковые цели и средства их достижения», — сообщал 4 декабря 1808 г. Меттерних в Вену. Он считал, что Талейрану нужно было «активное содействие» Фуше, а последнего привлекали политические концепции князя. Сближение двух государственных деятелей, на протяжении длительного времени даже не разговаривавших друг с другом, явилось настоящей сенсацией. Это было выражение серьезных антибонапартистских сдвигов в кругах крупной буржуазии и новой аристократии, напуганных авантюризмом «корсиканца», недосягаемой мечтой которого являлось мировое господство.

Принято считать, что Талейран и Фуше стояли на двух крайних полюсах, представляли собой, но словам Дафа Купера, «замечательную противоположность». Это — преувеличение, хотя различия, несомненно, были значительными. Шарль Морис родился в семье наследственных дворян, Жозеф — в семье купцов и моряков. Первый стал епископом и при желании мог получить кардинальскую шапку, второй добился в конгрегации ораторианцев, занимавшейся католическим воспитанием во франции, скромной должности монастырского учителя, преподавателя математики и физики. Талейран был представителен, изыскан, вежлив. Его многочисленные любовные истории, часто раздутые и преувеличенные молвой, снискали ему репутацию любимца прекрасного пола. Иным видели окружающие фуше. Худой, почти бесплотный, с резкими чертами узкого, костлявого лица и холодными глазами, как правило, небрежно одетый, он производил неприятное, отталкивающее впечатление. Зато он обладал достоинствами верного мужа уродливой женщины и нежного отца. В годы революции бывший епископ Отенский занимался чистой политикой и делал деньги. Он не испачкал свои руки кровью. А вот бывший учитель-ораторианец сначала голосовал за казнь Людовика XVI, а затем безжалостно расстреливал из пушек и посылал на гильотину восставших горожан Лиона, чтобы они, как говорили в те времена, «выкинули свои головы в корзины».

Различия между двумя людьми немалые! Но многое их сближало. Оба стали миллионерами и представителями новой, наполеоновской аристократии: один — князь Беневентский, другой — герцог Отрантский. Оба занимали важнейшие министерские посты и другие государственные должности, вошли в состав ближайшего окружения императора. И Талейран, и Фуше выше всего ценили деньги и реальную власть. Ради этого они овладели унизительным искусством безропотного приспособления к вкусам, взглядам и намерениям диктатора, равнодушного и безграничного терпения, научились молча сносить самые грубые оскорбления. Враги-друзья являлись выдающимися режиссерами и актерами политических спектаклей. Об одном из них Наполеон сказал: «Интрига была так же необходима Фуше, как пища: он интриговал всегда, везде, всеми способами и со всеми». Разве эти слова не относятся полностью и к Талейрану?

20 декабря 1808 г. «весь Париж» толпился на большом приеме у Талейрана в особняке Матиньон на улице Варенн. Все, как обычно, шло по заранее установленному порядку. Вдруг он был неожиданно нарушен. Взгляды присутствующих с удивлением обратились к запоздалому гостю: это был Фуше. Хозяин дома торопливо бросился к нему, подхватил под руку («порок, опирающийся на преступление», — вспомним слова Шатобриана), и они долго прогуливались по салонам, оживленно беседуя. Талейран и фуше помирились! Что-то серьезное готовится против императора — таково было всеобщее мнение. «Когда между кошкой и собакой вспыхивает такая внезапная дружба, значит она направлена против повара», — заметил Стефан Цвейг.

Да, конечно, дружба соперников была «направлена против повара». Речь не шла о заговоре, государственном перевороте с его традиционным сценарием: тайными передвижениями солдат, ночными выстрелами, ссылками неугодных лиц в места отдаленные и нездоровые. Талейран и фуше были слишком осторожными (до трусости) и эгоистичными (до самообожания) людьми. Родственной им душой обладал и Меттерних. Австрийский дипломат прекрасно понимал своих единомышленников и поэтому писал: «Они находятся в положении пассажиров, которые, видя рукоятку руля в руках сумасбродного кормчего, способного опрокинуть судно на рифы, отыскиваемые им без какой-либо необходимости, готовы тогда взя гь в свои руки бразды правления, когда угроза их собственному спасению будет большей, чем раньше, и в тот момент, наконец, когда первый удар по кораблю низвергнет самого рулевого». Сказано метко и точно!

Правда, друзья ждали не «падения рулевого», а его возможной гибели в Испании, куда Наполеон выехал 29 октября, через десять дней после возвращения из Эрфурта. Разве не гибли его маршалы и генералы на поле брани? Достаточно вспомнить имена Сулковского и Мюирона, Жубера и Дезе. В ходе народной войны императора могли подкараулить не только шальная пуля, но и нож испанского патриота Следовало серьезно и своевременно задуматься о наследовании власти (иными словами, о собственной безопасности, о своей судьбе и своих доходах).

Искали ли Талейран и Фуше союзников? Казалось, возмож ности у них для этого имелись немалые. Кризис режима породил многочисленную фронду. Свое недовольство и тревогу в узком кругу выражали даже такие близкие к Наполеону люди, как друг его молодости бессменный морской министр Дени Декре, маршалы Жан Журдан и Жан Ланн. Но выбор пал на Иоахима Мюрата. Фуше поддерживал с ним дружественные связи. Талейран рассчитывал использовать слабости Мюрата и его жены Каролины, сестры Бонапарта: их непомерное тщеславие, ненасытную жажду власти и денег.

Задача Мюрата состояла в том, чтобы по первому сигналу выехать в Париж. Но письмо, отправленное ему Талейраном, попало в руки Евгения Богарне, вице-короля Италии, сына Жозефины. Его предупредил руководитель почтового ведомства Антуан Лавалетт, в прошлом один из адъютантов Наполеона, женатый на его племяннице (счастливый брак: в 1815 г., после «ста дней», она спасла жизнь своему супругу, приговоренному к смертной казни, — он сбежал из тюрьмы в ее одежде). В Мадрид поступили тревожные сведения и от архиканцлера Камбасареса, и даже от матери-императрицы.

К внутренним трудностям прибавились внешние. Король Баварии сообщил французам новые данные о вооружении Австрии, о мобилизации ландсвера. Австрийская империя быстрыми темпами готовилась к войне. В таких условиях Наполеон неожиданно решил вернуться в Париж.

16 января 1809 г. император выехал из Вальядолида и уже 23 января в 8 часов утра прибыл в Тюильри. Выстрел пушки у Дома инвалидов известил парижан о его приезде. Вскоре дворцовая жизнь, казалось, вошла в свою обычную колею, и ничто не предвещало бури. Но буря разразилась.

В субботу 28 января Наполеон созвал трех высших сановников Империи — Кабасареса, Лебрена, Талейрана и двух министров — Фуше и Декре. Вначале он говорил, что лица из его окружения должны быть выразителями его мыслей и намерений (измена имеет место уже в тот момент, когда они начинают в чем-либо сомневаться!), а затем обрушил поток грубых ругательств на Талейрана.

«Вы вор, подлец, человек без веры, вы. не верите в бога; вы всю свою жизнь не исполняли свой долг, вы предали, обманули всех; для вас нет ничего святого, вы бы продали своего отца». Талейран стоял молча, неподвижно, облокотившись, щадя больную ногу. Мертвенная бледность покрыла его щеки. А император обвинял его в провоцировании войны в Испании, в трагической судьбе герцога Энгиенского. «Каковы ваши планы? Чего вы хотите? На что вы надеетесь? Осмельтесь же сказать это! Вы заслуживаете того, чтобы я вас сломал, как бокал! Я в состоянии это сделать, но я вас слишком презираю, чтобы утруждать себя», — гремел раздраженный голос Наполеона. Молча князь Беневентский медленно направился к выходу. Утверждали, что он тихо процедил сквозь зубы только одну фразу: «Как жаль, что столь великий человек так плохо воспитан». Ожидали ареста или ссылки Талейрана. Ничего подобного не произошло. По каким-то необъяснимым мотивам император щадил своего бывшего министра. Он лишил его лишь звания великого камергера. Но месть оскорбленного аристократа была неизмеримо более коварной и опасной.

Талейран стал платным австрийским агентом. Уже 29 января он посетил Меттерниха и заявил ему, что «считал своим долгом вступить в прямые отношения с Австрией». Бывший министр без обиняков поставил вопрос о шпионской зарплате. Австрийский посол немедленно обратился в Вену с просьбой направить ему 300—400 тысяч франков. «Какой бы крупной ни показалась эта сумма, она значительно меньше жертв, к которым привыкли, а результаты ее использования могут быть громадными»,— писал Меттерних.

В Вене информация из Парижа произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Правда, здесь уже не раз — и широко — платили Талейрану. Но еще никогда его не видели в жалкой роли постоянного штатного шпиона. Это было что-то новое! На всякий случай, решили вначале заплатить только 100 тысяч франков, но в то же время сообщили, что послу дается карт-бланш и ему не следует останавливаться перед расходами, «если речь пойдет о реальных, существенных услугах, а не о пустопорожних обещаниях». Вскоре выяснилось, что услуги стоили денег, и больших.

1 февраля Талейран сообщил Меттерниху, что генерал Удино получил приказ выступить со своими войсками в направлении Аугсбурга и Ингольштадта. Он советовал австрийцам подготовиться к войне и, главное, «не терять времени», так как «всякая иллюзия была бы преступной». В марте из того же источника Меттерних получил последнюю по времени дислокацию французской армии, подробное описание состояния всех ее частей, другие, весьма точные военные данные, донесения Коленкура из Петербурга и Андреосси — из Вены. Одновременно работодатель и его платный агент договорились, что в случае франко-австрийской войны они используют для связи Франкфурт, где правил князь-примас (высший политический и религиозный пост) Карл Дальберг.

На этот раз война с Австрией принесла много неожидан ностей Наполеону. После ее начала, в апреле 1809 года, австрийцы одержали ряд побед, заняли Мюнхен и Регенсбург, в мае под Асперном и Эслингом нанесли поражение французской армии. Однако исход войны был решен в пользу Франции в июле в итоге знаменитой битвы под Ваграмом.

14 октября в Вене был подписан мирный договор, по которому Австрия теряла свои юго-западные и восточные провинции, выплачивала контрибуцию в 85 миллионов фран ков и сокращала свою армию до 150 тысяч человек. Договор распространялся и на Россию как на союзницу франции.

Но отношения между союзниками оставляли желать лучшего. Они переживали очередной кризис. Царь и его окружение не хотели вести активные наступательные действия против австрийцев. Армия генерала С. ф. Голицына неторопливо продвигалась по территории Галиции. Наполеона возмущала такая тактика, смысл которой он прекрасно понимал. Но Александр I считал, что раздражение. в Париже лучше, чем «если бы мы слишком усердно помогали уничтожить Австрию». Усиление наполеоновской империи тревожило военного министра М. Б. Барклая-де-Толли и А. Н. Салтыкова, товарища министра иностранных дел. В среде дворянства, высших военных руководителей и чиновников, в других слоях русского общества нарастало недовольство союзом с Наполеоном.

Но существовало и другое течение, считавшее сохранение сотрудничества с Францией «пока еще выгодным и необходимым для спокойствия империи» (слова А. Б. Куракина, сменившего в ноябре 1808 г. П. А. Толстого на посту российского посла в Париже). Таких же взглядов придерживались министр иностранных дел Н. П. Румянцев, известный реформатор, доверенное лицо и советник Александра I, М. М. Сперанский, оказывавший большое влияние на внешнеполитические дела. Они сохраняли доверительные отношения с Талейраном. «Все, что Вы, князь, пишите мне о государе-императоре, очень хорошо. Мы часто в наших беседах говорим о вас. Он высоко ценит Ваши таланты и считает, что было бы весьма полезным использовать их», — говорилось в письме Румянцева от 14 нюня 1809 г.

И «таланты» бывшего министра внешних сношении русские дипломаты использовали с немалой пользой для себя: по разным проблемам, в различное время. Особое внимание уделялось австрийским делам. Они очень интересовали обе стороны. «Князь Беневентский не думает, что низвержение австрийской державы сообразуется с интересами самой франции. Он считает нужным сохранить ее, позволить ей вех становить свои силы и престиж», —сообщал А. Б. Куракин. Это мнение после битвы при Ваграме (письмо датировано 16 августа 1809 г.) разделял и Куракин, отражая настроения, существовавшие в Петербурге.

Талейран поддерживал связи не только с царским послом в Париже, но и с другими русскими представителями и в их числе с ротмистром (капитаном, вскоре ставшим полковником) А. И. Чернышевым, любимцем и доверенным лицом Александра. Это был молодой, энергичный, смелый и красивый офицер (в Париже дамы восхищались его «осиной талией» и «китайскими глазами»). Он исполнял роль посыльного у двух императоров и часто сновал между Парижем и Петербургом. Только на протяжении 1809 года Чернышев ездил к Наполеону четыре раза. Он проделал путь из Байонны и обратно, из конца в конец Европы, с фантастической для тех времен скоростью — за 34 дня. В битве при Ваграме царский гонец не отходил от Наполеона, осыпавшего его своими милостями.

Двери всех аристократических домов в Париже распахивались перед русским офицером. А это был ловкий и опыт ный разведчик. Он имел своих агентов в военном министерстве и с их помощью получал и направлял в Петербург подробные сведения о расположении войск Франции и ее союзников. «Искусный человек», как писал о Чернышеве Н. П. Румянцев, в течение ряда лет присылал ценнейшую информацию о французских вооружениях, считая новую войну между Россией и Францией неизбежной. Особенно активную деятельность полковник развернул в 1811 году. Французам удалось, однако, хотя и с большим трудом, раскрыть тайные связи русского разведчика в Париже. В феврале 1812 года он покинул францию и принимал активное участие в войне с Наполеоном, а впоследствии стал князем, генерал-адъютантом и военным министром.

Но все эти метаморфозы произойдут с Чернышевым зна чительно позже. А в 1810 году к Талейрану с рекоменда тельным письмом от Коленкура прибыл молодой русский офицер. Его обласкали. Он часто бывал в доме у бывшего министра, обедал с ним и Бертье (принцем Невшательским), имевшим прямое отношение к военным делам. Обсуждались, разумеется, актуальные политические вопросы. Особое внимание в своих донесениях в Петербург Чернышев обращал на два главных совета, которые дал ему герцог Беневентский: сближение России с Австрией и прекращение войны с Турцией, начавшейся еще в конце 1806 года.

Свои взгляды Талейран подробно развивал в доверительных беседах с Карлом Васильевичем Нессельроде, приехавшим в Париж в качестве советника русского посольства в марте 1810 года (впоследствии он занимал посты министра иностранных дел и канцлера). Новый советник явился к Талейрану и заявил ему: «Я прибыл из Петербурга; официально я состою при князе Куракине, но я аккредитован при вас. Я состою в частной переписке с императором и привез вам письмо от него».

Так князь Беневентский стал советчиком и осведомителем царя через посредство К. В. Нессельроде и М. М. Сперанского. Этой связи придавалось в Петербурге большое значение и она держалась в столь строгой тайне, что даже посол А. Б. Куракин и министр Н. П. Румянцев не знали о ее существовании.

Вскоре после приезда в Париж Нессельроде направил в Петербург важный документ императорской канцелярии — записку о политике Франции в отношении России и просил использовать ее «с крайней осторожностью, так как, если бы Коленкур получил о ней малейшие сведения, два человека были бы расстреляны и этот драгоценнейший источник иссяк бы навсегда». Своим осведомителям Нессельроде щедро платил. Он просил дополнительно перевести ему 30—40 тысяч франков через банки Лафитта и Перего. Последний пользовался особым доверием во всем деловом Париже, так как его дочь была замужем за маршалом Огюстом Мармоном, герцогом Рагузским.

Талейран ознакомил русского дипломата с несколькими записками, подготовленными для Наполеона. Но это была мелкая, второстепенная деталь сотрудничества. Как писал Нессельроде, его цель состояла в том, чтобы «установить прямую переписку с императором Александром через посредство М. Сперанского, который пользовался тогда его полным доверием». Советник русского посольства в Париже был действительно «аккредитован» при князе Беневентском. Чем объяснялась такая необычайная, исключительная мера? С каждым месяцем все более реальной становилась угроза войны Франции против России. Царю и его окружению необходимо было выработать стратегическую и тактическую линию в сложной международной обстановке в Европе и в Азии. Опыт и знания Талейрана, его обширная информация (он получал сведения также и от Фуше), его отрицательное отношение к новым завоевательным планам Наполеона, доверительные связи с Александром — все эти обстоятельства придавали особое значение мнениям, оценкам, суждениям экс-министра внешних сношений. И его законспирировали самым тщательным образом. В переписке Нессельроде Талейран скрывался под кличками «кузен Анри», «Та», «Анна Ивановна», «наш книготорговец», «юрист».

Что Талейран рекомендовал царю? Во-первых, «мир с Портой возможно быстрее и любой ценой». Он считал, что за тяжная война с турками связывала русскую армию, подрывала финансы России и давала «реальные выгоды только франции». «Кузен Анри» не останавливался перед крайними формулировками, видя в мире с Турцией «спасение» для русского государства.

Во-вторых, князь Беневентский сохранял свои австрийские симпатии. Он предлагал заключить австро-русский оборонительный союз на следующих условиях: отказ России от притязаний на Молдавию и Валахию, создание оборонительной линии, идущей от Балтийского моря но границам Пруссии, затем через Саксонию до Богемии и Австрии. Нарушение Наполеоном запретной зоны означало бы войну с Австрийской и Российской империями.

В-третьих, Талейран предлагал русской дипломатии решить ряд важных вопросов. Среди них: переговоры с Англией о сотрудничестве и субсидиях; «спасение» Пруссии; достижение «уверенности» в отношениях со Швецией; создание под эгидой России польского королевства, противостоящего Франции; отказ от обязательств Тильзита; восстановление торговли со всеми странами.

«Книготорговец» советовал «не показывать беспокойства», проявлять «твердость и смелость во всех объяснениях с Францией», воспользоваться мирной передышкой, чтобы «стать сильными». Талейран указывал на необходимость укрепления русских финансов и выражал свое удовлетворение тем, что в Петербурге разделяли его идеи в этой области.

Особое место в донесениях Нессельроде занимал, разумеется, вопрос о перспективах русско-французских отношений. Он писал уже в сентябре 1810 года: «Возможность войны между Россией и Францией стала с некоторого времени темой всех бесед в Париже». «Кузен Анри» считал, что «буря не раз разится, пока будет идти война в Испании», но вместе с тем, учитывая огромные военные и материальные возможности Наполеона, не исключал и возможности боевых действий на двух фронтах. На вопрос о сроках нападения французов на Россию «кузен» дал весьма близкий к истине ответ: апрель 1812 года.

Итак, благородное служение правому делу защиты России от наполеоновской агрессии? И никакой корысти? Нет, Та лейран был верен себе. В личном письме царю от 15 сентября 1810 г. он просил полтора миллиона франков в долi с туманным обещанием вернуть эту сумму, «как только обсто ятельства изменятся». С точки зрения придворного этикета это был более чем бестактный шаг. В этом же беспрецедентном документе он просил о переводе денег банкиру Бетману, занимавшемуся русскими и австрийскими финансовыми операциями, и отправке соответствующего сообщения русскому генеральному консулу в Париже К. И. Лабенскому. ото уже было слишком! Низвести его императорское величество до уровня простого клерка. Бесцеремонному «кузену» ответили из Петербурга сухим и жестким отказом, а его письмо не сожгли, а бережно сохранили.

Одни двери закрылись, но предприимчивый дипломат но пробовал войти в другие. Вскоре после своего неудачного обращения к царю Талейран предложил Нессельроде поста вить в Петербурге вопрос о введении практики лицензии на торговлю с Англией, как это делал сам инициатор континентальной блокады — Наполеон. Заботясь о своих интересах, князь Беневентский хотел бы первый получить несколько таких лицензий без указания названий кораблей и имен их капп танов. Эта скромная операция не могла, конечно, полностью компенсировать полтора миллиона франков, в выплате которых отказал Талейрану Александр I.

В Петербурге денег «кузену Анри» не дали, но к его советам внимательно прислушивались. Возможно, их значение не следует переоценивать. Но тем не менее, несомненно, что действия русской дипломатии по многим важным вопросам совпали с предложениями Талейрана, о которых сообщил парю Нессельроде. Бухарестский мирный договор, положивший конец русско-турецкой войне, удалось подписать 28 мая 1812 г. в результате дипломатического искусства фельдмаршала М. И. Кутузова. Россия получила Бессарабию, но вернула Турции Молдавию и Валахию. С Австрией было заключено тайное устное соглашение, по которому она обязалась не вести активных военных операций против русской армии. Пруссия ограничивалась тем, что выдвинула к границам наблюдательный корпус. Швеция стала союзницей России. Были восстановлены русско-английские дипломатические отношения. «Моя дипломатия должна была бы сделать для меня половину кампании (военные действия против России), а она почти не думала об этом», — сетовал император французов.

Война с Россией закончилась сокрушительным поражением Наполеона. «Это начало конца». Такие слова приписывали Талейрану. Ход событий их полностью подтвердил.